Это новая книга Ричарда Баха...как написано на обложке, она ещё не издавалась в Америке...

Скажу своё мнение, такое потрясающее описание понятия "УБЕЖДЕНИЯ" вы наврядли найдете...
Выкладываю только начало...

Гипноз для Марии

Летный инструктор Джейми Форбс по рации помогает посадить самолет женщине, чей супруг-пилот потерял сознание прямо за штурвалом. Для Джейми в этом нет ничего героического: на то и существуют инструкторы, чтобы помогать начинающим летчикам. Но вскоре Мария сообщает репортерам, что откуда то вдруг взялся незнакомый человек, который загипнотизировал ее и вел до самой посадки. А потом Джейми встречает своего собственного незнакомца-наставника и начинает понимать Главный Секрет: каждый из нас шаг за шагом создает то, что нам кажется «плотным» окружающим миром. Самые интересные секреты - те, ключ к которым у нас под носом. Самые потрясающие моменты жизни — когда мы внезапно осознаем то, что всегда знали...

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Джейми Форбс водил самолеты. Ничем другим существенным он не занимался с тех пор, как бросил учебу в колледже и получил лицензию пилота. Он любил все, что имело крылья.

Летал на истребителях ВВС, но докучала политика, дополнительные обязанности и чудовищная нехватка летного времени. Как только представилась возможность, ушел со службы.

На пассажирские авиалинии его не взяли. Раз попробовал устроиться, но вопросы на экзамене для пилотов его подкосили.

1. Если бы вам пришлось выбирать, кем бы вы хотели быть: деревом или камнем?

2. Какой цвет лучше, красный или синий?

На это он отвечать не стал, поскольку вопросы не имели отношения к полетам.

3. Важны ли детали?

Конечно, не важны, — сказал он. — Важно всякий раз приземляться целым и невредимым. Какая разница, начищены у вас ботинки или нет?

Он понял, что ответ неправильный, когда экзаменатор посмотрел ему прямо в глаза и сказал:

— А для нас важны.

Но авиация не сводится к истребителям и реактивным самолетам.

Есть чартеры, и бизнес-рейсы, и полеты на съемках фильмов.

Есть опыление полей, и авиашоу, и патрулирование трубопроводов.

Есть аэрофотосъемка, воздушная акробатика, перегон самолетов, буксировка планеров и рекламных баннеров.

Есть выброска парашютистов, съемки сюжетов для теленовостей, авиагонки, воздушное наблю дение за дорожным движением, полицейские миссии, летные испытания, фрахт и авиатрюки на раритетных бипланах перед публикой в сельской глуши.

Ну и, конечно, преподавание. Всегда найдутся парни, которым, как и ему самому, суждено связать свою судьбу с полетом... а летчики-инструкторы нужны всегда.

В своей жизни он все это перепробовал. В последние годы стал летчиком-инструктором — и не плохим, если верить поговорке о том, что,  хорош инструктор или плох, можно судить по цвету его волос.

Не то чтобы он считал себя таким уж асом или ему больше нечему было учиться самому. Просто за время, прошедшее с первого самостоятельного полета, у него накопилось почти двенадцать тысяч летных часов. Не то чтобы чересчур много, но и не мало. Достаточно, чтобы Джейми Форбс научился профессиональной скромности.

Но в душе он гак и остался ребенком, которому не терпится полетать на всем, до чего он только мог дотянуться.

И все бы так и шло и никому бы не было до этого дела, если бы не события сентября прошлого года.

То, что случилось тогда, кого-то, возможно, оставит равнодушным, а для кого-то станет поворотным пунктом в их жизни.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Тогда он подумал, что это совпадение.

Джейми Форбс, летчик-инструктор, летел на своем Бич Т-34 из штата Вашингтон во Флориду, из зимы в лето, держа курс на юго-восток на протяжении шестнадцати летных часов, по четыре часа на каждый перелет.

Бич, если кто не знает, — это первый самолет, который ВВС много лет назад доверили летно-тренировочным центрам для тренировок: одномоторный низкоплан с тянущим винтом, двухместная тандемная кабина* и двести двадцать пять лошадиных сил. Кабина точь-в-точь как на истребителе, чтобы облегчить для новобранцев переход от обучения к управлению боевой машиной.

Разве мог он тогда представить, занимаясь строевой и теоретической подготовкой, зубря инструкции, азбуку Морзе и законы аэродинамики, что много лет спустя сам станет владельцем такого самолета и будет кайфовать от него, как это бывает с гражданскими, когда им удается заполучить настоящую военную машину.

*Тандемная кабина — расположение сидений одно за другим. — Прим. Редактора-консультанта.

Его Т-34, к примеру, имел уже трехсотсильный мотор «Континентал», трехлопастный винт, приборную панель с навигационным оборудованием, которое еще было не изобретено, когда самолет был новеньким, небесно-голубую военную камуфляжную окраску, восстановленную маркировку ВВС на фюзеляже.

Хорошо спроектированный самолет, просто игрушка в воздухе.

Он вылетел один поутру из Сиэтла в Твин-Фолс, штат Айдахо.

Оттуда в полдень взлет и через Огден и Рок-Спрингс к Норд-Платт, штат Небраска.

Это случилось через час после Норд-Платт, двадцатью минутами севернее Шайенна.

— Господи, неужели он умер?!

Женский голос по радио.

— Кто-нибудь меня слышит? Мне кажется, мой муж умер!

Она говорила на частоте 122,8 мегагерц, связь Юником, типичная для небольших аэродромов, голос громкий, без помех, — должно быть, она где-то поблизости.

Никто не ответил.

— Вы можете это сделать, мистер Форбс.
Спокойный, невозмутимый, с легким южным акцентом, незабываемый голос.

— Мистер Дестер? — Джейми как громом пораженный. Его летный инструктор из прошлого сорокалетней давности — голос, который он никогда не забудет.

Он бросил взгляд в зеркало. Естественно, сзади было пусто.

Тишина, только рокот движка впереди, громкий и ровный.

— Бог мой, кто-нибудь, помогите, он мертв!

Он нажал кнопку связи.

Может, и так, мэм, — сказал ей Джейми Форбс, — а может, нет. Вы можете управлять самолетом без него.

— Я не могу. Я не умею! Хуан привалился к дверце и не шевелится!

— Нам лучше доставить его на землю, — сказал он, употребив местоимение «мы», предугадывая ее следующие слова.

— Я не умею управлять самолетом!

— Хорошо, - сказал он, — тогда вы и я доставим его на землю вместе.

Такое случается раз в сто лет, пассажиру приходится управлять самолетом, когда пилот на это не способен. Им еще очень повезло, что день сегодня выдался чудесный для полетов.
— Мэм, вы знаете, как работают рычаги управления? — спросил он — Как двигать штурвалом и держать крылья по горизонту?

-Да.

Уже легче.

— Тогда пока давайте просто держать их, чтобы не было крена.

Он спросил, когда и где они взлетели и куда направлялись, повернул прямо на восток и вскоре, буквально через минуту, увидел Сессну-182*, ниже на десять часов, немного спереди по левому крылу Т-34.

— Давайте теперь возьмем слегка вправо, — сказал он. — Мы вас видим.

Если самолет не повернет, он совсем потеряет ее из виду, но он рискнул и выиграл. Крылья Сессны накренились.

Он нырнул вниз, вписавшись в этот крен, и полетел рядом, держась на расстоянии пятидесяти футов.

— Если вы сейчас посмотрите направо... — сказал он.

Она посмотрела, он помахал ей рукой.

— Теперь все будет хорошо, — сказал он. — Доставим вас до аэропорта и посадим на землю.
*Сессна-182 Skylane — одномоторный четырёхмоторный самолет-высокоплан с неубираюшимся шасси. — Прим. редактора консультанта.

— Я не знаю, как летать! — и крылья еще сильнее накренились в его сторону.

Он повторил ее движение, и самолеты сделали поворот одновременно.

— Ничего страшного, мэм, — сказал он. — Я инструктор по полетам.

— Слава Богу, — сказала она, и ее самолет снова дал глубокий крен.

— Вы должны повернуть штурвал влево, — сказал он. - Не слишком сильно, но твердо и плавно поверните его влево. Это вернет вас к горизонтальному полету.

Она посмотрела вперед, повернула штурвал, и крылья Сессны выровнялись.

— Отличная работа, — сказал он. — Вы уверены, что не водили самолет раньше?

Ее голос звучал спокойнее.

— Наблюдала, как это делал Хуан.

— Хорошо, вы многое помните.

Оказалось, она знает, где находится сектор газа и педали руля направления. С его помощью она поворачивала самолет влево до тех пор, пока они не взяли курс обратно на аэропорт Шайенна.

— Как вас зовут, мэм?

— Мне страшно, — сказала она. — Я не справлюсь!

— Не морочьте мне голову. Вы управляете самолетом уже пять минут и делаете это отлично. Расслабьтесь, не волнуйтесь и представьте, что вы командир авиалайнера.
— Представить... что?
Она слышала, что я сказал, но не верила своим ушам.
Не думайте ни о чем, кроме того, что вы командир авиалайнера, единственная женщина-командир на этой авиалинии, и летаете уже много-много лет. Вы чувствуете себя за штурвалом совершенно уверенно, вы довольны и счастливы. Посадить маленькую Сессну в такой погожий денек, как сегодня?
Раз плюнуть, как кусок торта съесть!
Этот парень чокнутый, подумала она, но ведь он инструктор.
— Раз плюнуть, — повторила она.
— Совершенно верно. А какой ваш любимый торт?

Она посмотрела на него через правое окно Сессны, на лице непонимающая улыбка, страх сменился недоумением — я на краю гибели, а он спрашивает меня про торт. Судьба послала мне чокнутого спасателя?
— Морковный, — сказала она.
Он улыбнулся в ответ. Хорошо. Она знает, что я чокнутый, придется ей оставаться в здравом уме, а это значит, не терять самообладания.
— Как съесть кусок морковного торта.
— Меня зовут Мария.
Будто рассчитывала, что это вправит мне мозги.
Показался шайеннский аэропорт, полоска на горизонте. Расстояние пятнадцать миль, семь минут лету. Он выбрал Шайенн, так как там длинные взлетно-посадочные полосы и наличие медицинской службы, хотя были маленькие аэродромы и поближе.

— Слушайте, Мария, почему бы вам теперь не попытаться надавить ручку газа? Вы услышите движок, звук станет громче, вам это должно быть знакомо, и самолет начнет набирать высоту, постепенно. Нажмите до упора, и мы потренируемся набирать высоту.
Он хотел научить ее набирать высоту — естественно, на тот случай, если она будет лететь слишком низко при заходе на посадку. Он хотел, чтобы она знала: в небе она в безопасности и что, дав газ, она сможет набрать высоту, когда захочет.
— Отлично, командир, — сказал он. — Вы прирожденный пилот.
Затем пошло другое упражнение: ручка газа на себя, нос опускается ниже горизонта. Они снижались вместе с эшелона на эшелон.
Женщина, летевшая рядом, глянула на него из своего самолета.
Машины едва не касались друг друга в воздухе, но, что бы он ни делал, вести за нее самолет он не мог.  В его распоряжении были лишь слова.
— Почти дома, — сказал он. — Мария, вы просто потрясающе управляете самолетом. Сейчас немного разверните Сессну на меня, секунд на десять, затем верните в горизонталь.
Она нажала на кнопку связи, но ничего не сказала. Самолет накренился вправо.
— Все отлично. Я вызову диспетчерскую по другой волне, но не волнуйтесь — вас тоже буду слышать. Как захочется что-нибудь сказать, так сразу говорите. О'кей?
Она кивнула.
Форбс щелкнул тумблером, переключился на частоту диспетчерского пункта Шайенна.
— Привет, Шайенн, это Сессна 5407 Янки.
Ее номер значился на фюзеляже. Сообщать им свой не было необходимости.
— Роджер ноль семь Янки. Левый круг, полоса номер девять.

— Ноль семь Янки, полет парой, заходим на посадку в восьми милях севернее.
— Роджер ноль семь Янки. Заходите слева по ветру на девятую полосу.
— Принято, — сказал он. Что означало: принято к исполнению.
— Да, ноль семь Янки — это Сессна-182, пилот без сознания. Самолетом управляет пассажир. Я лечу рядом и помогаю ей.
Молчание.
— Повторите, ноль семь Янки. Что, вы сказали, с пилотом?
— Пилот без сознания. Управляет самолетом пассажирка.
— Роджер, можете заходить на любую полосу. Вы объявляете чрезвычайную ситуацию?
— Нет. Мы зайдем на девятую. Она справляется, но не помешает подогнать «скорую» для пилота и пожарную машину. Только пусть во время приземления они держатся за самолетом, о'кей? Чтобы едущие рядом машины не отвлекали ее во время посадки.
— Выполняю. Роджер, мы подгоним машины, и они поедут позади самолета. Внимание! Всем экипажам зоны Шайенна: освободите трафик! Аварийная ситуация!
— Башня, она на общей связи, два-два-восемь. Я говорю с ней на этой частоте, но слышу и вас.
— Роджер ноль семь Янки. Удачи.
— Все будет в порядке. Она справляется.
Он снова переключился на частоту Юником.
— Мария, посадочная полоса слева от вас, — сказал он. — Мы заложим большой плавный  поворот, чтобы стать с ней в линию. Не торопясь, спокойно, мягко. Для вас это просто.
Они сделали широкий заход на посадку, медленно выполняя плавные повороты, инструктор оставался с ней постоянно на связи.
— Почти на месте. Ручку газа на себя, дайте носу опуститься, как мы уже делали. Так, так, мягкий уход вниз. Самолеты это любят.
Она кивнула. Раз этот парень болтает о том, что самолеты что-то там, оказывается, любят, может, все, что мы делаем, вовсе не так уж опасно.
— Если нам не понравится этот заход, — сказал он, — спокойно наберем высоту и пойдем на следующий. Мы можем набирать высоту и заходить на посадку хоть весь день, если захотим. Хотя и этот заход совсем не плох. Вы умница.
Он не стал спрашивать, сколько у нее осталось топлива.
Оба самолета плавно развернулись влево для окончательного захода, впереди ровной линией вытянулась широкая взлетно-посадочная полоса, две мили бетона.
— А теперь мы с вами очень мягко коснемся земли, вот эта белая линия в центре взлетно-посадочной полосы должна быть ровно между колесами. Неплохо, командир. Немного газу, ручку чуть вперед, на полдюйма...
Сейчас она точно выполняла команды и была спокойна.
— Потяните рычаг немного на себя. Кстати, вы потрясающий пилот. Очень плавно работаете с рычагами...
У самой земли он сместился от ее крыла на несколько футов в сторону.
— Продолжайте в том же духе, держитесь строго этой центральной линии... вот так, очень хорошо. Расслабьтесь, расслабьтесь... пошевелите пальцами ног. Вы ведете самолет как настоящий ас. Ручку на себя... Штурвал назад немного... Он пойдет туго, но так должно быть... прекрасно... замечательно, нас ожидает фантастически мягкая посадка.
Четыре фута от шасси до полосы... три фута.
— Держите нос как есть, теперь ручку назад, назад, назад... на себя до упора, до самого упора...
Колеса коснулись полосы, голубой дымок от резиновых шин.
— Идеальное касание, — сказал он, — идеальная посадка. Можете отпустить теперь штурвал, на земле он вам не понадобится. Управляйте самолетом ножными педалями, пока он просто не остановится на полосе. Сейчас прибудет «скорая».
Он нажал на свой рычаг тяги, и Т-34 пронесся мимо, набирая высоту.
— Отличная посадка, — сказал он. — Вы чертовски хороший пилот.
Она ничего не ответила.
Боковым зрением он видел, как внизу по взлетно-посадочной полосе за ее самолетом на полном ходу мчится машина «скорой помощи». Она сбавляла скорость по мере того, как замедлял движение самолет, потом остановилась, и дверцы распахнулись. Ненужная пожарная машина, квадратная и красная, катилась позади.

Поскольку у диспетчеров на башне сейчас явно прибавилось работы, Джейми больше не стал ничего говорить в эфир, и через минуту его Т-34 исчез из виду в направлении Норд-Платт.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
На следующее утро на доске объявлений аэропорта Ли Берд в Норд-Платт он увидел газетную заметку: «Пилот теряет сознание, самолет сажает жена».
Джейми Форбс поморщился. «Жена» означает то же самое, что «не-пилот». Он подумал, еще не скоро придет время, когда люди поймут: есть много женщин с лицензиями пилотов и с каждым днем их становится все больше.
Впрочем, не считая заголовка, репортер довольно точно передал, как все произошло. Когда ее муж потерял сознание в воздухе, Мария Очоа, шестидесяти трех лет, подумала, что он умер, испугалась, позвала на помощь и т. д.
Потом прочитал следующее: «Я бы никогда сама не сумела приземлиться, если бы мужчина в другом самолете не сказал, что я смогу. Клянусь Богом, он меня загипнотизировал, прямо в воздухе. «Представьте, что вы пилот авиалайнера». Я и представила, потому что не умею управлять   самолетом. А когда пришла в себя, была уже на земле, в полной безопасности!»
В статье говорилось, что у ее мужа случился инсульт и что он поправится.
Ролевая игра в командира экипажа лайнера сработала и на сей раз, как всегда с его учениками.
Его озадачило другое.
Он ее загипнотизировал?
Он шел завтракать в аэропортовское кафе и размышлял о гипнозе, вспоминая события тридцатилетней давности, будто это было вчера.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Он сел у прохода в первом ряду, надеясь, что, когда Великий Блэксмит вызовет добровольцев из зала, ему повезет.
Было здорово, когда ближе к концу представления его все же пригласили на сцену, хотя он сомневался, что поддается гипнозу и что его выберут. К нему присоединились двое других, мужчина и женщина.
Блэксмит, гипнотизер, облаченный в официальный смокинг с белым галстуком, но с доброжелательным голосом и мягкими манерами, попросил троих добровольцев встать лицом к залу, что они и сделали. Джейми Форбс был крайним и стоял ближе к середине сцены.
Гипнотизер встал за спинами добровольцев, легонько толкнул женщину в плечо, чтобы та потеряла равновесие. Она непроизвольно отшагнула назад, чтобы его восстановить.
Он продел то же самое со следующим, и мужчина тоже шагнул назад.
Форбс пообещал себе, что не сделает этого. Когда его коснулась рука гипнотизера, он напрягся и качнулся назад, полагая: тот не даст добровольцу упасть на сцене, чтобы не испортить шоу.
Блэсмит тотчас подхватил его и, поблагодарив других вызвавшихся, отпустил их под аплодисменты публики.
Все зашло слишком далеко.
— Простите, — прошептал он, когда аплодисменты стихли, — но я не поддаюсь гипнозу.
— Правда? — мягко произнес шоумен. — Что же вы тогда делаете на этой планете?
Гипнотизер выдержал паузу, молча улыбаясь Джейми Форбсу. Зрители начали тихо посмеиваться — что же будет с этим несчастным?
Тут уже Джейми пожалел Великого Блэксмита, решив не уходить со сцены, а подыграть ему. Ведь он предупредил гипнотизера, но зачем же ставить его в неловкое положение перед тысячью зрителей, которые купили билеты?
— Как вас зовут, сэр? — спросил гипнотизер громким голосом.
— Джейми.
— Джейми, мы встречались раньше? — спросил он. — Мы были знакомы до сегодняшнего вечера?
— Нет, сэр.
— Правильно.
— А теперь, Джейми, — сказал он, — давай отправимся вместе на воображаемую прогулку. Видишь семь ступеней впереди, мы вместе спустимся по этим ступеням. Мы будем вместе спускаться; все ниже, ниже... глубже, глубже...
До этого Джейми Форбс никаких ступеней не видел. Похоже, они были сделаны из пластика или бальзового дерева и выкрашены под камень, и он спускался по ним вместе с гипнотизером, ступенька за ступенькой. Он подумал: что же увидят зрители, пришедшие на шоу, когда доброволец окажется практически под сценой, но пришел к заключению, что это проблема не его, а Блэксмита. Должно быть, здесь есть какие-нибудь устройства с зеркалами.
Ступени заканчивались у массивной деревянной двери. Блэксмит пригласил его пройти внутрь, а когда он это сделал, закрыл ее за ним снаружи. Его голос был отчетливо слышен сквозь стены. Гипнотизер описывал зрителям, что Джейми видит перед собой пустую каменную комнату, без дверей, без окон, хотя полную света.
Комната была не квадратной, а круглой, и когда он обернулся, чтобы посмотреть, откуда он вошел, дверь исчезла. Наверное, выкрашена под камень и теперь слилась со стенами.
Выглядит как камень, напомнил он себе. Крашеная ткань, на которой изображены гранитные блоки разного размера, как в средневековой башне.
— Осмотрись вокруг, Джейми, — донесся снаружи голос Блэксмита, — и расскажи нам, что ты видишь.
Он решил не говорить о своей догадке насчет ткани.
— Похоже на каменную комнату, — сказал он, — внутри башни замка. Без окон. Без дверей.
— Ты уверен, что это камень? — прозвучал голос гипнотизера.
Не дави на меня, подумал он. Не рассчитывай, что стану лгать ради тебя.
— Выглядит как камень. Не уверен.
А ты проверь.
«Что ж, как знаете, мистер Блэксмит. Это ваша репутация, не моя», — подумал он.
И Форбс коснулся стены. Твердая, шершавая, недвижная. Слегка надавил. Не поддалась.
— Похоже, камень.
— Я хочу, чтобы ты убедился, Джейми. Положи руки на стену и толкай изо всех сил. Чем сильнее ты нажимаешь, тем тверже она становится.
Надо же сказать такую глупость. Если я нажму изо всех сил, мало не покажется, подумал он, тогда будешь собирать свои крашеные деревяшки по всей сцене. Он нажал сначала легонько, потом посильнее, потом еще сильнее. Стена и вправду была прочной. Больше похоже на волшебство, а не на игру воображения. И как это Блэксмит умудрился построить каменную комнату под сценой, да еще и возит ее из одного театра в другой?
Он стал искать замаскированную дверь, но повсюду был один камень. Он прижимался к стене, бил по ней ногой то тут, то там, обошел всю комнату по периметру — не более десяти футов в диаметре, — пытаясь продавить гранитную стену, пинал ее ногами с такой силой, что если бы она была сделана из пластика или бальзового дерева, то в ней давно бы образовались вмятины.
Ему стало страшно, но не очень, так как он знал, что Блэксмиту придется его освободить рано или поздно.

— Джейми, выход есть, — сказал шоумен. — Скажешь нам какой?
Можно было бы вскарабкаться вверх, подумал он, если бы расстояние между камнями было пошире. Посмотрел вверх и увидел, что потолок сделан из того же материала: мрачных тяжелых каменных блоков. В одном месте на стене был обожженный почерневший участок, будто там располагался факел для освещения. Теперь ни факела, ни подставки, в которую он был когда-то воткнут, не было.
— Мне по ней не взобраться, — сказал он.
— Ты говоришь, что не можешь вскарабкаться на стену, — сказал Блэксмит громко и театрально — А ты пробовал, Джейми?
Он воспринял сказанное как намек, что в стене могут быть незаметные глазу опоры.
Как бы не так.
Он встал на край первого ряда камней, и нога тотчас соскользнула.
— На нее не взберешься, — сказал он.
— А под стеной можно пробраться, Джейми? Довольно глупая затея, пол-то сделан из того же материала, что стены и потолок. Он встал на колени и начал скрести пол, но поверхность была тверда, как и все остальное в комнате.
— А как насчет двери? Попробуй дверь.
-- Дверь исчезла, ответил он, чувствуя себя по-дурацки.
Как это дверь могла исчезнуть? Он знал, что это часть игры, но факт оставался фактом — двери больше не было.
Подойдя к тому месту, откуда вошел, Форбс изо всех сил толкнул плечом то, что выглядело как камень, но могло оказаться крашеной фанерой. Ничего не вышло, только плечо ушиб. Как вообще могло оказаться, что все здесь сделано из камня?
— Джейми, выход есть, — повторил Блэксмит. — Скажешь нам какой?
Джейми Форбс выбился из сил и впал в отчаянье. Если это была шутка, то она затянулась. Ни дверей, ни окон, ни ключей, ни веревок, проволоки или подъемных блоков, ни инструментов, никакого другого способа справиться с этими стенами. Если и был выход, нужно было назвать какой-то секретный пароль, которого он не знал.
— Сдаешься, Джейми?
Не ответив, он попятился до противоположной стороны комнаты, разбежался и изо всех сил пнул стену ногой. Естественно, упал на пол, а стена осталась невредимой.
— Ладно, — сказал он поднимаясь. — Сдаюсь.
— Вот ответ, — послышался полный драматизма голос Блэксмита. — Джейми, иди сквозь стену!
«Этот парень рехнулся, — подумал он, — провалился в середине своего шоу».
— Я не могу, — сказал он угрюмо. — Я не умею проходить сквозь стены.

— Джейми, я скажу тебе правду. Я не шучу. Стены существуют только в твоем воображении. Ты можешь пройти сквозь них, если поверишь, что можешь.
Он всем телом распластался по стене.
— Ага, — сказал он, — и что теперь?
— Ладно, Джейми. Я тебе все сейчас объясню, весь трюк. Возможно, ты не помнишь этого, но тебя загипнотизировали. Никаких стен вокруг тебя   нет. Ты стоишь на сцене в зале отеля «Лафайет» в Лонг-Бич, штат Калифорния, и только ты один в этом зале веришь, что вокруг тебя стены.
Стены не дрогнули.
— Зачем вы это делаете со мной? — спросил Форбс. — Шутки ради?
— Да, Джейми, — мягко сказал Блэксмит. — Мы это делаем шутки ради. Ты сам вызвался и всю свою жизнь будешь помнить то, что случилось сегодня.

— Помогите, пожалуйста, — просто сказал Джейми без тени гнева или обиды.
— Я помогу тебе помочь самому себе, — сказал Блэксмит. — Мы не должны быть пленниками собственных убеждений. Никогда.
Итак, на счет «три» я пройду сквозь каменную стену в комнату. Я возьму тебя за руку, и мы вместе пройдем сквозь стену наружу. И ты окажешься на свободе.
Что на такое скажешь?
Джейми промолчал.
— Раз, — донесся голос гипнотизера.
— Два...
Длинная пауза.
— Три!
Все тотчас случилось так, как он говорил. В одно мгновение на глазах Форбса каменное пространство стало расплывчатым и искривленным, будто  он смотрел на все сквозь тонкий слой воды, а еще через мгновение Блэксмит в своем безупречном смокинге прошел сквозь стену тюрьмы, протягивая ему руку.
С огромным облегчением он схватился за эту руку.
- Не думал...
Гипнотизер не замедлил шага и ничего не ответил, уверенно направляясь к противоположной каменной стене и таща за собой свою жертву.
Потрясенный Джейми Форбс, не владея собой, завопил от неожиданности и изумления.
Тело Блэксмита исчезло в камне.
Форбс изо всех сил вцепился за все еще остающуюся внутри руку, которая продолжала двигаться вперед, увлекая его прямо в стену.
Если он и продолжал кричать, то его крик заглушила стена, и через мгновение раздался какой-то звук, будто кто-то щелкнул пальцами. И вот он уже стоит на сцене, судорожно цепляясь за руку мистера Блэксмита, щурится от яркого света рампы, купаясь в восторженных овациях.
Он видел, как люди в первых рядах, которые были видны в свете рампы, вставали со своих мест, аплодируя гипнотизеру — и, как ни странно, ему тоже.
   Это был финал шоу Блэксмита. Он оставил испытуемого наслаждаться овациями, исчез за кулисами, дважды возвращался на сцену, пока бурные овации не смолкли, превратившись в тихий шелест и гул голосов, и пока зрители не начали собирать свои программки, пиджаки и сумочки, а в зале не зажгли свет.
На подгибающихся ногах Джейми Форбс спустился со сцены, где несколько зрителей, улыбаясь, поблагодарили его за смелость:
— Это в самом деле был настоящий камень? Вы что, действительно ощущали эти глыбы, кладку, холодный пол и всякое такое?

— Конечно, они были настоящими!
Они рассмеялись, потом со смущенными улыбками объяснили:
— Вы стояли на сцене, посередине. На пустой сцене! Блэксмит был слева и разговаривал с вами. Вы вели себя так, будто все это было на самом деле! А прыжок в самом конце, а удар ногой! Потрясающе! Вы что, в самом деле, верили... да?
Больше, чем верил. Он знал.
Джейми Форбс переживал события вечера вновь и вновь, всю дорогу, пока не добрался до дома.
Камень, твердый, как гранит, прочный, как сталь, тверже и прочнее не бывает. Поверил ли он?
Да он бы умер голодной смертью в этой комнате, попавшись в ловушку... почему?
Он не просто поверил. Он был абсолютно, неоспоримо в том убежден.
Все началось с безобидного предложения: «Давайте отправимся вместе на воображаемую прогулку...»
О чем я думал? «Я не поддаюсь гипнозу». Позволил внушить себе, что наглухо заперт в каменном мешке. Как такое могло произойти?
Много лет спустя он узнал, что не умер бы, останься там один. В конце концов он бы заснул, а проснувшись, избавился бы от делавших его узником убеждений, которые несколько часов назад казались ему такими реальными.
ГЛАВА ПЯТАЯ
На следующий день афиша в вестибюле не изменилась.
Великий Блэксмит!
Поразительная Сила Мысли!
   Весь вечер на сцене!

В этот последний день шоу Джейми Форбс сел в середине зала, в центре, сто футов от сцены. В этот раз вызываться не буду, подумал он. Что же этот человек со мной сделал? Как он сделал это?
Каждый номер программы, безусловно, был замечательным, но он не позволял себе увлечься и внимательно следил за происходящим.
Несколько слов тихим голосом, и вот уже первый доброволец впал в транс.
Один взгляд на последовательность пятидесяти двух карт — и он называет их по мере появления из колоды без единой ошибки.
— Ваша рука крепка и несгибаема, как железный прут, — внушает гипнотизер сравнительно щуплому добровольцу, и никто из зрительного зала не может согнуть его руку.
— Вы ясно видите дух усопшего мужа миссис Доры Чэпмен, — внушал он девочке-подростку, — он сейчас перед вами. Пожалуйста, опишите нам мистера Чэпмена.

— Да, сэр, — лепетала та, не мигая. — Он высокий и стройный, с карими глазами, черные волосы, зачесанные назад, маленькие усики. Он улыбается и выглядит чрезвычайно счастливым. На нем что-то вроде костюма для верховой езды, официальный и... сногсшибательный — наверное, так можно сказать — черный галстук-бабочка...
Тут же на огромном экране появляется фотография, и зрители видят описанного ею человека, но по-другому одетого. Руку поддерживает специальная повязка — растяжение или перелом незадолго до того, как был сделан снимок, но человек вполне подходит под описание. Каким-то образом девушка его увидела, если, конечно, не обманывает и ей не было заранее известно об этом человеке, в чем Джейми сомневался.
— Он обожал лошадей и верховую езду, — прошептала вдова Блэксмиту, а затем, когда тот попросил ее сказать это зрителям, тихим голосом повторила свои слова в микрофон.
Все шло своим чередом, и, как и было обещано, Блэксмит демонстрировал силу мыслей людей, таких же ординарных, каким был сам Форбс до вчерашнего вечера.
Он подумал, а вдруг все мы, сидящие в зале, были загипнотизированы на предыдущих представлениях и теперь пытаемся понять, что же с нами произошло?
Это все, что он мог сделать, чтобы постараться самому не впасть в транс, когда пришло время последнего номера программы.
На сцене три добровольца. Один шагнул назад, едва гипнотизер легонько коснулся его плеча, вторая начала падать и была тотчас подхвачена, третий не отреагировал на толчок. Первого и третьего поблагодарили и отослали со сцены под аплодисменты — учтивость каким-то образом была важна для шоумена.
Форбс напрягся, пытаясь расслышать слова, которые Блэксмит тихим голосом говорил оставшейся молодой женщине, старался разобрать их по губам. Он разобрал только слово «путешествие». Гипнотизер сказал девушке что-то другое, не то, что говорил Джейми прошлым вечером, и у него ушло на это на несколько секунд больше.
— И как же вас зовут, мэм? — спросил он громко, чтобы всем было слышно.
— Лонни, — ответила та твердым голосом.
— Правильно! — сказал он.
Подождав, пока утихнет смех, он продолжил чуть громче.
— Скажите, Лонни, мы с вами не встречались раньше, не были знакомы до сегодняшнего вечера?
-Нет.
— Это правда, — сказал он. — Лонни, будьте добры, пройдите сюда.
Из того, что Джейми Форбс видел, невозможно было определить, что мужчина на сцене — гипнотизер и что девушка уже находится в трансе. Просто два человека медленно прохаживаются по сцене, ничего особенного.
Они двигались от края сцены к центру. Она сделала еще три шага, потом, словно заметив, что вдруг осталась одна, повернулась и стала растерянно оглядываться вокруг.
Форбс похолодел. Он знал, что она видит: стены, камень, тюремную камеру. Но вокруг нее ничего не было. Ничего. Воздух. Сцена. Зрители. Никакого даже прозрачного занавеса, никаких зеркал, никаких световых аффектов.
Но лицо ее омрачилось, как, наверное, и его лицо тогда. Что же стало с дверью? Куда подевался Блэксмит?
Он смотрел, как она подошла к невидимой стене, коснулась ее. Надавила на нее, сделала шаг влево, снова надавила.
Может, она представляла другой камень, подумал он, но ясно, что в ее воображении он был таким же твердым, таким же прочным.
— Эй... — сказала она. — Кто-нибудь меня слышит?
В зале захихикали: конечно, мы вас слышим Мы ведь здесь!
Джейми Форбсу было не до смеха. Приблизительно в эту минуту он тогда испугался сам.
Испугался чего? Почему ему стало страшно?
Потому что попал в ловушку, вот почему. Оказался в каменном мешке. Без дверей, без окон, каменный потолок, каменный пол... как жук в чайной чашке, и выхода нет.
Все не так, подумал он, глядя на сцену.
Тогда Блэксмит велел спускаться по ступеням, шептал что-то. Ступени упирались в дверь. Каждый миг реален, как вчера. Сегодня он видел это иначе — сцена, пустая сцена, и бедная девушка — пленница своего собственного ума.
Зрители улыбались, они были в восторге, а Форбс едва сдерживал себя, чтобы не вскочить со своего места, не броситься по проходу на сцену, чтобы освободить ее, спасти...
От чего освободить, подумал он. Как можно разгипнотизировать человека, который глубоко верит, что толстые стены, которых ты не видишь,  давят на него, сковывают его, без пищи и воды, даже воздух и тот на исходе?
Кто мог освободить его, сказать, что стены — плод его фантазии, убедить его в этом?
Я бы не увидел спасателей, подумал он. Пока они не подошли бы совсем близко.
Совсем близко — и что тогда? Увидел бы, что кто-то прошел ко мне сквозь каменную стену, и ни с того ни с сего поверил бы ему? Он бы сказал, все это лишь плод вашего воображения, а я бы сказал, ну да, конечно, благодарю вас, и стены бы исчезли?
— Эй! — сказала Лонни. — Мистер Блэксмит? Вы ведь не бросите меня здесь? Мистер Блэксмит, вы меня слышите? Мистер Блэксмит!
Форбс посмотрел на гипнотизера. Как он выносит это, ее крики? А ведь через минуту и она будет вопить.
Лонни бросилась на каменную стену, созданную в ее уме, стала бить по ней с такой силой, что вскоре ее кулаки должны были бы покрыться кровью.
Достаточно. Блэксмит, подумал он. Уже хватит.
В зрительном зале зашептались, улыбки исчезли, зрителям становилось не по себе.
Все было идеально рассчитано, гипнотизер подошел к своей жертве, встал в пяти футах от нее, все взоры прикованы к нему.
— Лонни, выход есть, — сказал он. — Скажите нам какой.
Ее лицо исказило страдание.
— Я не знаю, — в отчаянии сказала она.
Лонни, ради Бога, подумал Джейми Форбс, да
сделай ты два шага и врежь этому типу!

Только годы спустя он узнал, что Блэксмит был для нее тем, что гипнотизеры называют негативной галлюцинацией, — она не могла его видеть, так как он был заблокирован позитивной галлюцинацией камня, который ее окружал, заточая в тюрьму.
В ту минуту Джейми Форбс подумал: ничто в мире не сможет ее разбудить кроме Блэксмитова щелчка пальцами — ни голод, ни смертельная жажда. Это не так, но он так думал, глядя на сцену.
— Вы испробовали все возможные способы, чтобы выбраться? — спросил Блаксмит.
Она кивнула, понурив голову и упираясь обеими руками в каменную стену, созданную ее верой.
— Сдаетесь?
Она кивнула, несчастная, выбившаяся из сил.
— Вот ответ, — раздался его голос, полный драматизма. — Лонни, пройди сквозь стену!
Она не тронулась с места. Она и так уже упиралась в каменную стену, оставалось загадкой, как вообще можно было стоять в такой позе, опираясь только на воздух.
Как можно пройти сквозь стену, как может пройти сквозь нее все тело, когда даже руки не могут?
— Лонни, я скажу вам правду. Я не шучу. Стена существует в вашем уме. Вы можете пройти сквозь нее, только если будете верить, что можете это сделать.
Сколько раз Блэксмит повторял эти слова? Что испытывает человек, открывая правду тому, кто не способен поверить в нее?
— Я вам открою сейчас всю правду, Лонни.
Он повернулся лицом к зрительному залу и драматично сообщил:
— Вас загипнотизировали. Никаких стен вокруг вас нет. Вы стоите на сцене в зале отеля «Лафайет» в Лонг-Бич, штат Калифорния, и только вы одна в этом зале верите, что заключены в тюрьму.
— Пожалуйста, не мучайте меня, — сказала она.
— Я не причиню вам боли. Я помогу вам помочь самой себе, — сказал он.
— Мы не должны быть пленниками своих убеждений. Мы можем вспомнить, кто мы.
На счет «три» я пройду сквозь стену внутрь, возьму вас за руку, и мы вместе выйдем сквозь стену наружу. И вы будете свободны.
Короткий, безнадежный смешок.
— Просто выпустите меня.
— Раз, — сказал Блэксмит,
— два. Три!
Гипнотизер сделал то, что мог бы сделать любой из зрителей. Он сделал четыре шага и встал с ней рядом.
Увидев его, Лонни ахнула и издала леденящий кровь крик.
Блэксмит протянул ей руку, но та бросилась ему на шею, прижимаясь к своему спасителю.
— Теперь вместе, — сказал он.
Он взял ее за руку.
— Мы пройдем сквозь...
— НЕТ! — закричала она. — НЕТ! НЕТ!
— Мы выйдем через дверь, — сказал он спокойным и ровным голосом.
Такое уже случалось, Форбс понял это сразу. Лонни зашла слишком далеко, и гипнотизер прибег к плану Б: предложил дверь.
Интересно, что собой представляет план С, подумал он. Наверное, щелкнет пальцами, разбудит ее, и она увидит сцену, зрительный зал, вспомнит, что она сама вызвалась...
Она оторвалась от него, с глубочайшим облегчением схватилась за невидимую ручку невидимой двери, пробежала несколько шагов и застыла, тяжело дыша, потом обернулась к гипнотизеру.  Тот протянул руку, и на этот раз она приняла ее. Он поднял свободную руку и щелкнул пальцами, улыбаясь и глядя ей прямо в глаза.
Было впечатление, будто он ударил ее по лицу. Она отпрянула с широко открытыми глазами.
Через секунду зрительный зал взорвался аплодисментами, разряжая невыносимое напряжение   в зале, многие зрители уже стояли, остолбенев от увиденного.
Блэксмит поклонился, и поскольку он держал ее за руку, она поклонилась тоже, совершенно сбитая с толку.
Зал гудел, пораженный и изумленный.
А Лоини утирала слезы, и даже со своего даль него ряда Джейми Форбс видел ее отчаянье: «Что вы со мной сделали?»
Блэксмит что-то шепнул ей в ответ, повернулся к залу и произнес одними губами «спасибо» в ответ на аплодисменты.
Потом громко произнес:
— Не стоит недооценивать силу ваших собственных убеждении!
Долгое время Джейми Форбс не мог забыть этот странный спектакль, прокручивая его снова и снова в своем уме, пока наконец он не стерся из памяти, потеряв остроту и уступив место его вечной страсти — полетам.
Он похоронил эту загадку в своей памяти и не вспоминал о ней долгое время, до того самого рассвета в Норд-Платт, штат Небраска.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
Восемь тридцать утра, кафе в аэропорту битком набито. Он нашел свободное место и открыл меню.
— Не возражаете, если я сяду за ваш столик? Джейми Форбс поднял глаза, она была из тех, кто располагает к себе с первого взгляда.
— Валяйте, — сказал он. Она поставила рюкзак рядом.
— Это здесь учат летать?

— Нет, сказал он и показал на небо за окном. — Летать учатся там.
Она посмотрела и кивнула.
— Всегда говорила, что однажды сделаю это. Научусь водить самолет. Пообещала себе, но пока руки не доходили.
— Никогда не поздно, — сказал он.
— О... — сказала она и задумчиво улыбнулась. — Думаю, это по мне.
Протянула руку.
— Ди Хэллок.
— Джейми Форбс.
Уткнулись в меню. Что-нибудь легкое и немного, подумал он. Апельсиновый сок и тост, для здоровья полезно.

— Путешествуете, — сказал он.
— Да, автостопом.
Она отложила меню и, когда подошла официантка, сказала:
— Чай и тост, пожалуйста. Чай с мятой, хлеб белый.
— Да, мэм, — сказала официантка, запоминая немудреный заказ, и обернулась к нему.
— Горячий шоколад и тост из ржаного хлеба, если можно.
Надо же, автостопом.
— Да ведь у вас сегодня летный день, — сказала официантка — Ох уж мне эти легкие заказы.
— Наедаться вредно, — сказал он.
Та улыбнулась и перешла к следующему столику, не став записывать их заказ.

— «Голосуете» автомобилям, — спросил он, — или самолетам?
— О самолетах как-то не подумала, — сказала Ди. — А это возможно?
— За спрос денег не берут. Хотя стоит проявлять осторожность.
— Вы так считаете?
— Это гористая местность. Некоторые самолеты летают не так хорошо, как другие, в горах, с пассажирами.
Около сорока, подумал он. Занимается бизнесом. И чего ее понесло путешествовать автостопом?
— Что касается вашего вопроса, — сказала она, — то я проверяю одну гипотезу.
Темно-каштановые волосы, карие глаза, любознательность и интеллект, которые наделяют женщину магнетической красотой.

— Какого вопроса?
— «Чего ее понесло путешествовать автостопом?»»
Он заморгал.
— Вы правы. Я подумал что-то в этом роде. Какую же гипотезу вы проверяете?
— Что совпадений не бывает.
Любопытно, подумал он.
— Каких именно совпадений не бывает?
— Мне без разницы, — сказала она. — Каких именно, не имеет значения. Возьмем нас для примера. Не удивлюсь, если у нас окажется какой-нибудь общий друг. Не удивлюсь, что мы встретились не случайно. Совсем не удивлюсь.
Она посмотрела на него так, словно они в самом деле встретились не случайно.
— Этого, естественно, не знает никто, — сказал
он.
Она улыбнулась.
— Разве что случайность.
— Которой не бывает.
— Как раз это я и выясняю.
Ничего себе исследование, подумал он.
— И находите больше совпадений на милю пути, чем сидя у себя в офисе?
Она кивнула.
— Не думаете, что автостоп опасное занятие? Привлекательная женщина просит подвезти. Мало ли кто может встретиться на дороге.
Самоуверенный смех.
— Я не привлекаю опасность.
Оно и видно, подумал он. Так уверена в себе или просто наивна?
— Чем подтверждается ваша гипотеза?
— Законом это еще называть рано, но, полагаю, довольно скоро это станет теорией — моей, по меньшей мере.
Она с улыбкой говорила об опасности — этого он понять не мог.
— А я — совпадение? — спросил он.
— Является ли Джейми совпадением? — сказала она с таким видом, будто спрашивала кого-то, кого он не видел — Конечно, нет. Я вам потом это объясню.
— Мне кажется, что вы — совпадение, — сказал он. — И в атом нет ничего плохого. Желаю успеха в вашем путешествии.
— Вам не показалось, что за этим столом было сказано нечто важное, — спросила она, — настолько важное, что изменило вас навсегда?
— «Навсегда» — это ключевое слово. Скажите мне нечто шокирующее, мэм, нечто, что перевернуло бы всю мою жизнь и чего я не знал раньше, и я соглашусь, что вы не совпадение.
Она подумала немного и улыбнулась.
— Я должна вам кое-что сказать, — сказала она. — Я гипнотизер.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Если и существовало слово, которое могло сразить Джейми Форбса, — так это именно оно, «гипнотизер». Так, будто белый шум в наушниках, когда эфир молчит, вдруг пронзает оглушительная радиопомеха и проникает в самый мозг.
Словно вдруг в уме вспыхнула мысль, что все крутилась и крутилась вокруг того, чему нет объяснения...
Он считал без счета... через семь секунд снова пришел в себя.
Как эта странная леди оказалась за моим столом именно в ту минуту, когда я гадал, загипнотизировал я Марию Очоа в воздухе или нет, вспоминал, как это случилось и со мной тоже?
— Кафе было переполнено, вот как.
Оттуда она знает, о чем я думаю? Читает чужие мысли. Выдает себя за человека, а на самом деле не человек вовсе? Почему Необъяснимое происходит со мной здесь, в Норд-Платт, штат Небраска? Какой-то пришелец поймал меня на крючок?
Откуда она знает о переменах в моей жизни, если я вижу ее в первый раз?
Случай. Совпадение, вот почему. Вряд ли она марсианка.
Повисло долгое молчание. Он взглянул из окна на небо, потом снова ей в глаза.
— Что заставляет вас думать, будто я думаю, что наша работа изменит мою жизнь?

Официантка принесла завтрак.
— Что-нибудь еще?
Он покачал головой.
— Нет, спасибо, — сказала Ди Хэллок.
Они принялись за тосты, он снова задал свой немой вопрос: «С чего вы решили, что мне это интересно?»
— Я подумала, что вам это будет интересно, — сказала она. — Я избавляюсь от своих привычек. Доверяю интуиции вместо того, чтобы подавлять её ежеминутно, говоря, что это глупо. Я почти уверена, что вам это интересно.
— Мне и вправду интересно, — сказал он. — Можно скажу почему?
— Скажите.
Он вкратце рассказал ей о том, что произошло вчера. И что сегодня утром он как раз сидел и размышлял: правда ли то, что он загипнотизировал Марию, внушив ей, что она командир авиалайнера, как она сказала об этом репортеру.
Она посмотрела на него холодным профессиональным взглядом.
— Вы сделали нечто гораздо более важное.
— Неужели? А что такое гипноз?
Когда Джейми Форбс хотел что-либо узнать, ему было плевать, если кто-то сочтет его глупым.
— Гипноз, — сказала она с таким видом, будто в этом не было ничего глупого, — это принятая установка.
Он подождал.
Она пожала плечами.
— И все? — Спросил он.
Она кивнула.
— Немного расплывчато, нет?
— Нет. Расскажите мне все снова, все, что помните, я буду останавливать вас словом «стоп» всякий раз, когда вы гипнотизировали Марию.
Он бросил взгляд на часы нал буфетной стойкой, стиль арт-деко, хромовые стрелки в виде лопастей винта показывают пять минут десятого.
— Мне пора в путь.
— Счастливого полета, — сказала она. — Это важно, я понимаю.
Он моргнул, получив запрещающий сигнал. Может, она права. Погода улучшается к востоку, грозовой фронт уходит. Рано, можно подождать еще немного, пока не распогодится.
— Ладно, — сказал он, — слушайте, что произошло.
Он снова стал рассказывать о вчерашнем дне, со всеми подробностями, какие мог припомнить, зная, что она остановит его, когда он дойдет до эпизода с авиалиниями.
— Сначала она сказала: «Бог мой, кто-нибудь, помогите, он умер!» А я сказал: «Может, и так, мэм, а может, нет».
— Стоп, — сказала гипнотизерша. — Вы предположили, что она, возможно, ошибается и ее муж жив. Для нее это была новая мысль, она приняла ее, и та дала ей надежду, даже больше — стимул, чтобы жить.
Он об этом тогда не подумал.
— Я сказал ей, что она может управлять самолетом и без него.
— Стоп, — сказала Ди Хэллок. — Вы предположили, что она может управлять самолетом. Еще  один новый для нее вариант.
— Я сказал: «Лучше нам доставить его на землю». Употребил местоимение «мы» — как мне показалось, я знал, что она скажет дальше.
— Стоп. Вы не только гипнотизируете ее, вы знаете, что делаете это.

— Она сказала: «Я не умею управлять самолетом», поэтому я сказал: «Хорошо, тогда мы посадим его вместе».
— Стоп. Вы отрицаете ее утверждение, что она не умеет управлять самолетом, а ваша интонация, ваша уверенность говорят об обратном. Отрицание и утверждение — установки, которые приводят к действию.
И все в таком духе. Ди Хэллок останавливала его почти на каждой фразе. Форбс дал установку, что та умеет управлять самолетом, сказала она, он утверждал и подтверждал, давал невербальные подсказки, дал установку положиться на его авторитет инструктора, внушил поверить, что он доставит ее на землю живой и невредимой, подкреплял установки юмором... Ее список был бесконечен и включал каждую фразу, которую он помнил.
Он соглашался и кивал. Его соседка но столу внушала ему, что он управлял умом Марии. Неужели гипнотизировать так просто?

... — «Я поговорю с диспетчерской вышкой по другому радио. Не волнуйтесь, вас я тоже буду слышать. Можете со мной разговаривать, когда захотите, договорились?»
— Стоп, — сказала она. — Что вы ей сейчас говорите?
— Ей практически ничего не надо делать. Мистер Авторитет следит за каждым ее движением, даже когда говорит с кем-то еще.
— Точно.
— Я сказал башне: «Нет, но не помешает подогнать «скорую» для пилота и пожарную машину. Пусть во время приземления машины будут двигаться позади самолета, хорошо? Мы не хотим, чтобы едущие рядом машины отвлекали ее во время посадки».
— Стоп. Что вы теперь делаете?
Он улыбнулся.
— Гипнотизирую диспетчера на башне.
Она кивнула с серьезным видом.
— Вы даете установку, что вы главный и что он должен это принять.
... — «Мария, впереди нас взлетно-посадочная полоса. Мы делаем большой плавный разворот, чтобы зайти на нее. Очень плавный, никакой спешки. Для вас это совсем нетрудно».
— Смотрите, что вы делаете, — сказала она. — Даете установку, что все уже закончилось успешно.
— Точно. Неужели это правда?
— Что скажете? — спросила Ди Хэллок. —Сколько установок в вашей истории? Двадцать? Тридцать? О скольких вы еще не упомянули? Мои клиенты впадают в транс средней степени уже после одной такой фразы.
Она подняла чашку, но пить не стала.
— Установка-Утверждение-Подтверждение,  снова и снова, как спирали, которые используют в фильмах, чтобы показать, что человека... гипнотизируют...
— Вы хотите сказать, что не я один на это спо собен? Кто угодно может нас загипнотизировать? Любой это может?
— Не только любой это может, сэр, а все это дела ют, каждый день. Вы это делаете, я это делаю, дни и ночи напролет.
По ее лицу он догадался, что она думает, будто он ей не поверил.
Она наклонилась к нему, вид у нее серьезный.
— Джейми, всякий раз, когда мы думаем или говорим: я..., я чувствую..., я хочу..., я думаю.,., я знаю..., ты похож..., ты можешь..., ты..., ты не можешь..., ты должен..., я должен..., я буду..., это..., это не..., всякий раз, когда мы используем оценочное суждение: хороший плохой лучше дурной самый лучший красивый бесполезный потрясающий правильно неправильно ужасно очаровательно великолепно напрасно...
Всем своим видом она давала понять, что список бесконечен.
— И так далее и так далее, каждое наше утверждение — это не высказывание, а установка, и если мы ее принимаем, она проникает в нас глубже.
Она усиливает саму себя.
— Говорю себе, что чувствую себя прекрасно, когда чувствую себя скверно, — сказал он, — и  «прекрасно» усиливается. Так, что ли?
— Так. Говорим себе, что чувствуем себя пре-красно, когда нам скверно, и плохое уходит с каждой новой установкой. Говорим себе, что чув-ствуем себя отвратительно, когда просто неважно, и с каждым словом нам становится хуже. Установки усиливают сами себя. Установки усиливаются.
Она замолчала, подняла брови на мгновение. Поражена своим напором, подумал он.
— Интересно, — сказал он. Его слова усили-вались, погружая его в транс понимания, что все сказанное ею гораздо более чем просто интересно. Если в том, что она говорит, хотя бы четверть правды, десятая часть правды...
— Гипноз вовсе не мистика, Джейми. Все дело в повторении, в повторении снова и снова. Уста-новки приходят отовсюду, от нас самих, от людей, которые нас окружают: подумай так, сделай то, будь таким. Установки, исходящие от камней: они твердые, они вещество, даже когда мы знаем, что материя — не что иное, как энергия, бесчисленные связи, которые мы воспринимаем как вещество. Нет ничего на свете твердого, нам только кажется...
Будто решив не углубляться дальше, она замол-чала с поднятой чашкой в руке.
Установка, утверждение, думал он. Эта леди права. Из всех установок, которые мы слышали, видели или осязали, наша правда состоит из множества тех, что мы приняли. Исполняются не наши желания или мечты, а установки, которые мы приняли.
— Вы сделали это с Марией, — наконец сказала она, — погрузили ее в глубокий транс, и это не Мария посадила самолет, а вы. Ваш ум вселился в ее тело на короткое, но достаточное время, чтобы спасти ей жизнь.
Она поставила чашку так осторожно, будто считала, что чай нельзя разливать никогда.
— Скажите вот что... — и замолчала.
— Сказать что? — спросил он, выждав немного.
— Не мелькала ли у вас вчера мысль, что она не сможет благополучно посадить самолет?
Пилот замолчал. Невероятно, но он и мысли не допускал, что Мария не сможет посадить самолет, как не мог себе представить, что не посадит свой.
— Когда мы принимаем свои собственные установки, - сказала его странная собеседница, — это называется самогипноз.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Джейми Форбс слишком долго жил душой нараспашку, но в последние годы стал скрытным, и это почти вошло у него в привычку.
Эта Ди Хармон, думал он, путешествующая автостопом в охоте за совпадениями, дала мне больше пищи для ума, чем ей кажется.
Он взглянул на часы, положил на столик две десятидолларовые купюры.
— Мне пора в путь, — сказал он. — Если счет окажется больше, чем в двадцать долларов, боюсь, мам придется доплатить.
— Спасибо, — сказала она. — Заплачу. Куда вы направляетесь?
— Буду в Арканзасе, где-то к полудню. Это на юго-восток отсюда.
Она осталась сидеть, когда он встал из-за  стола.

— Было приятно познакомиться, Джейми Форбс, — сказала она.
Мне пора в путь, подумал он, уходя. Хотя вовсе нет. Мог бы остаться и проговорить с этим человеком целый день, узнать все, что она знает, хотя бы несколько часов, было бы полезно.
Хорошо, тогда:
Я хочу в путь.
Установка, которую я принял — во всяком случае, так мне казалось, — я рад, что ухожу, иду по бетонированной площадке к самолету, снова забираюсь в знакомую кабину, освобождаю голову от наплыва диких мыслей, которые кажутся еще более дикими, оттого что похожи на правду.
Ремни безопасности застегнуты, шлем надет, кабель связи подключен, перчатки натянуты. Какое удовольствие иногда доставляют привычные действия, имеющие определенную цель.

Смесь - ОБОГАТИТЬ
Шаг винта - МАКСИМАЛЬНЫЙ
Магнето — ОБА
Аккумулятор — ВКЛ.
Вспомогательный насос — ВКЛ., два-три-
четыре-пять... ВЫКЛ.
Зона винта — ЧИСТО
Стартер — ВКЛ.
Винт сначала неохотно крутит свои три лопасти перед лобовым стеклом, затем вдруг «исчезает» — в момент, когда двигатель набрал обороты. Сизый дымок секунду клубится и растворяется бесследно, развеянный воздушной струей.
Давление масла — НОРМА
Генератор переменного тока — ВКЛЮЧЕН
Ему никогда не надоест летать. Каждый раз — как впервые. Каждый пуск двигателя — и он отправляется в новое приключение, воскрешая дух славной машины к жизни, при каждом взлете ее дух смешивается с его собственным, чтобы совершить то, чего еще никто не делал за всю историю, — оторваться от земли и полететь.
Оторвавшись также от завтрака с Ди... Холланд, во время взлета он ни разу о ней не вспомнил.
Летим.
Шасси убрать.
Скорость, скороподъемность в норме, давление и температура масла, впускной коллектор, обороты двигателя, время, подача топлива, температура головок цилиндров и выхлопных газов на зеленом, топливомер норма...
Мы летим. Проверить, нет ли в небе других самолетов, посмотреть, как под тобой медленно движется земля.

Как только осваиваешь основы управления самолетом, появляется масса возможностей для расщепления личности сидящего в кабине. Тебя  становится двое, трое. Один ум ведет машину, другой разгадывает тайны мироздания, третий вообще занят неизвестно чем.
Несколько минут спустя на высоте 7500 футов, курс один-четыре-ноль на Арканзас, одна из личностей Джейми Форбса задумалась над тем, почему, если только это не совпадение, он этим утром встретил госпожу Харрелсон во время ее миссии, имевшей целью доказать то, что, по ее убеждению, было верным.
Нет необходимости наклеивать на каждое событие ярлык, подумал он, совпадение это или судьба. Важно то, что следует после, — станем мы что-нибудь делать с эпизодами нашей жизни или выпустим их из нашего сердца плыть в море Забытых Встреч.
На самом ли деле он загипнотизировал Марию так, что та благополучно посадила самолет? На самом ли деле он загипнотизировал себя так, что сумел помочь ей это сделать? На самом ли деле гипноз — настолько обыденное занятие, что мы пользуемся им ежеминутно и ежедневно по отношению к себе и другим и не замечаем этого?
Гипноз не претендует на то, чтобы открыть нам, зачем мы здесь, подумал он, но, без сомнения, объясняет, как мы сюда попали и что мы со всем этим можем делать.
Ну а если любительница путешествовать автостопом права, полагая, что Мария посадила самолет, находясь в трансе? Что, если это правда?
Выходит, если гипноз не что иное, как принятая установка, то мир вокруг нас по большей части раскрашен нашей же кистью.
— ... Пратт*, это Свифт 230** Браво, захожу под сорок пять левым кругом, полоса три-пять, как слышно, Пратт...
Связь была слабой, самолет находился далеко.
Какие установки? Впервые в жизни в гулкой тишине кабины высоко над землей у него открылись глаза.
Он словно летел назад во времени — один или с другими людьми, через время супружеской жизни и работы, через годы в армии, через старшие  классы школы, младшие классы, дошкольные годы, младенчество. Не становимся ли мы частью какой-ли6о культуры, какой-либо формы жизни лишь после того, как принимаем ее установки, считая их правильными?
Установки тысяч, миллионов, море установок; принятых, почитаемых, приемлемых — и тех, что отвергаются, сбрасываются со счетов... все они незримо проходят через меня, через каждое человеческое существо, каждое животное, каждый живой организм на Земле: необходимость есть и спать, испытывать жару и холод, боль и наслаждение, необходимость сердцу биться, легким дышать воздухом, познать все физические законы и соблюдать их, принимать установки — это единственный способ жизни, который существует, когда-либо существовал и будет существовать. Ди Хартридж лишь намекала на это.

* Prаtt - городок справа по маршруту Форбса, штат Канзас. — Прим. Перев.
* Globe/Temco Swift — легкий моноплан, выпускавшийся в первое послевоенное  десятилетие. — Прим. перев.
Любое утверждение, подумал он, с которым мы можем согласиться или не согласиться на любом уровне, — это установка.
Он был так поражен этой мыслью, что забыл о самолете.
Любое утверждение? То есть практически каждое слово, которое он видел, произносил, слышал, о котором думал или мечтал, безостановочно днями и ночами напролет, более полувека, не считая невербальных установок, которые еще в десять тысяч раз более живучи.
Каждую долю секунды мы натыкаемся на стену и в который раз подтверждаем: твердая-сквозь-такую-не-пройти. В скольких микрослучаях в течение одного дня наш разум сталкивается со стенами? Дверями? Полами? Потолками? Окнами? Сколько миллисекунд мы принимаем границы-границы-границы, даже не отдавая в этом отчета?
Сколько нанослучаев в день, подумал он, триллион? А сколько установок каждый день, относящихся к одной только категории архитектуры...
Прежде чем перейти к установкам, которые одновременно размывают установки об их собственных границах — будь то восприятие, биология, физиология, химия, аэронавтика, гидродинамика, лазерная физика... можете добавить в этот список любую из дисциплин, познанных человечеством.
Поэтому так беспомощны маленькие дети, пока не выросли, даже несмотря на то, что они учатся  каждую секунду, быстрее молнии. Им нужно набрать критическую массу установок, приспособиться после мира Духа к нашему земному восприятию пространства и времени.
Младенчество — это первый урок смертности.  На бедное дитя обрушивается такой водопад установок, что не удивительно: пройдут годы, прежде чем ребенок выплывет в спокойные воды и научится выражать собственные мысли. Уди-вительно, что их первое слово не «помогите!». А может, их плач как раз это и означает.
Час и десять минут после взлета, приборы контроля двигателя — на зеленых секторах, скорость сто пятьдесят узлов, ветер встречный, небо чистое, воздух спокойный, расчетное время прибытия в Арканзас — еще час лёту...
И в основе всего этого — страх. Мы, смертные, должны научиться бояться, подумал он. Если мы собираемся играть в эту Игру, опасность необхо дима, гибель должна быть возможна.
Вынуждены играть, вынуждены погружаться глубоко, глубже, глубже в этот океан установок на то, что мы смертны, ограничены, уязвимы, слепы в отношении всего, кроме мелких бурь, доступных нашему разуму; превращать ложь в непоколебимое убеждение, без всяких вопросов, и при всем этом стараться не умереть как можно дольше, а пока мы прячемся от смерти, понять, почему мы вообще сюда попали и какая может быть причина называть эту игру развлечением.
Да, все настоящие ответы скрыты. Игра заключается в том, чтобы найти их самим среди тьмы ложных ответов, которые находят другие игроки и они им подходят, но, к сожалению, совсем не подходят нам.
Не смейся, малыш. Смертные находят эту Игру восхитительной, так будет и с тобой, когда примешь установку, что ты один из них.
Когда Джейми Форбс был курсантом летной школы, им читали лекцию о высотной болезни, которая может случиться при полетах на большой высоте. А может, это вовсе не болезнь, а некий вид высотного сознания, захватила его мысль. Ты начинаешь понимать что-то важное, особенное. Этот секрет открывается, только если летаешь годами. На земле вы бы никогда об этом не узнали.
Но если вы не соблюдаете правила, вам не позволят играть.
Правило жизни номер один в пространстве-времени очевидно: необходимо верить в пространство-время.
Всего лишь после нескольких миллиардов установок, касающихся границ четырех измерений, то есть приблизительно когда вам исполняется два дня от роду, подтверждения не заставляют себя ждать. Мы все глубже погружаемся в транс «я беспомощный человеческий детеныш»», но становимся Игроками.
А что же с теми, кто передумал, кто решает забрать назад свое согласие с этой планетарной песочной бурей установок? С теми, кто говорит: «Я — личность! Я не ограничен убеждениями этого созданного галлюцинациями мира и не собираюсь делать вид, будто это так»
Эшелон полета две тысячи триста, снизить скорость до двухсот шестидесяти в час. Форбс переустановил свой навигатор. Теперь не Арканзас. Теперь Понка-Снти. Оклахома.
Никогда там не бывал, подумал он; что ж, скоро буду.